Продолжим краткий анализ творчества писателя, рассматривая наиболее спорные, проблемные моменты в его творчестве.

Разумеется, после краха «реального социализма» в СССР популярность коммунистических взглядов писателя не могла идти ни в какое сравнение с теми восторгами, что была в период, когда КПСС провозгласила «развернутое строительство коммунизма» и обещала его пришествие аж в 1980 году! Явный авантюризм этой затеи и последующее нагнетание антикоммунизма в эпоху «гласности» (Метили в коммунизм – попали в Россию – известное выражение, но на другую тему) не могли не отразиться на отношении к писателю-коммунисту самым решительным образом. Посыпались насмешки, пошло шельмование. При всем том у Ивана Антоновича остались (и появлялись) верные приверженцы. Росту их числа помогали ужасы дикого рынка, которые принесла власть ельциных, гайдаров и чубайсов. Миллионы на своей шкуре убедились, что социальные гарантии эпохи «застоя» - это не так плохо. Но вести разговор о наследии фантаста-коммуниста на таком уровне было бы профанацией. Герои «Туманности» бесплатно получают любое блюдо (из каштанов). Но не ради же заказа бесплатной «жрачки» затевался роман. 

Иван Антонович понимал коммунистическое общество как бесконечное разнообразие творческих возможностей, а советское население в большинстве своем как бесплатную колбасу. Он верил, а его читатели час то уже нет. Но дело не в рядовых «строителях коммунизма», а в номенклатуре, которой всякий коммунизм был уже до лампочки. Это все знакомые сюжеты о «перерождении», но и они нас никуда не выведут. Ностальгия «зюганата» бесплодна – «фарш не прокрутишь назад», хотя и можно получить с этого приварок. 

Но есть и истинно верующие «коммунары». Они были и в СССР, остались в небольшом количестве и после. Разумеется, для них ближе «Туманность Андромеды», а не учебник «Истории КПСС». Они верят в «настоящий» коммунизм в будущем, но мы не будем торопиться разделять эту догму.

Любая догма ослепляет, это касается как истинных коммунистов, так и рыночных фундаменталистов, кстати. К концу перестройки сложилось убеждение, что лучше капитализма ничего не придумать (даже «конец истории» Фукуяма придумал). Но капиталистический строй не только не будет таким «концом», но и вряд ли переживет текущее столетие без крупнейших метаморфоз. Будет нечто иное. Непохожее. Так считает, к примеру, оригинальный отечественный историк Андрей Фурсов. Перспективы движения неопределенны, но они говорят о решительном изменении нынешнего состояния мира. Это будет коммунистическая ОЭ-формация по типу описанной в истмате? Конечно, нет. Вполне возможен и глубокий исторический провал до «темных веков». Но будет ли готово к новым катаклизмам и переломам общество, где большинство и даже интеллектуалы уверены в неизменности общих черт нынешнего порядка? И не полезно ли в этой связи читать фантастику, где вопрос о будущем ставится СЕРЬЕЗНО, хотя ответы тебя и не удовлетворяют. Самоуспокоенность окажется самоубийственной и для мира, и для отдельных стран и народов.

 Коммунизм коммунизмом, а вопрос о России не может долго ждать. Шельмователи Ефремова дописались до того, что писатель де помогал коммунякам в их превращении исторической России в «Нечерноземье», а своим творчеством утверждал советское в ущерб истинно русскому. Рациональные споры здесь опять же бессмысленны. Кто как чувствует «русское». Мне, допустим, представляется, что Иван Антонович был настоящим русским человеком и представлял подлинно русское течение в отечественной фантастике. Другим так не кажется, и они напирают на проповедование коммунизма, который губил Россию.

 Но почему именно Россия первой в мире ринулась по этому губительному пути? Было что-то близкое русской душе в коммунистической мечте. Многие искренне ее приняли и пошли в этом принятии гораздо дольше других в энтузиазме того же «социалистического интернационализма». В отличие от бывших «братьев» по «социалистическому лагерю» и «Союзу нерушимому» именно русские чаще считали себя «советскими», игнорируя спасительную нишу национализма. Наказание за это оказывается очень суровым. Но только ли дело в том, что от невыносимых тягот жизни русских потянуло в Ничто. А коммунизм как явление мировой истории именно и подпитывался мортидо, означал тягу к самоуничтожению, так остроумно в свое время описанных И.Р.Шафаревичем.

 На эту тему существовало масса псевдоисториософских спекуляций

 Однако коммунистический путь многим русским показался очень привлекательным при отсутствии других видимых альтернатив. И даже до сих пор еще кажется. Ибо, каковы альтернативы: современная американская демократия, над которой стебётся в своих фильмах М.Мур, или монархия, держава, даже «национально ориентированная диктатура», о которой проговорились в своей статье упомянутые в начале критики Ефремова. Но проблема в том, что в России практически никогда не было «национально ориентированной» диктатуры, была анти-национально (не-русски, анти-русски) ориентированная власть. И при такой власти русские были готовы ухватиться за химеру, в итоге, делая себе еще хуже. Такой подход развивает историк В.Соловей.

 Допустим, мы хотим социальной демократии. Но дорога к ней завалена «так называемыми демократами», она напрочь отрицается поклонниками всякого рода «державности». Эти чудовищные химеры имеют, в отличие от «истинного коммунизма» шансы на воплощение. А за коммунизм, повторим, приходилось расплачиваться, в том числе растратой духовной энергии на решение нерешаемых задач.

 Картина того, как в коммунистическом будущем все народы Земли смешались в единое человечество, где остались лишь антропологические различия и все говорят на одном языке, вызывает ярость у сторонников национальной и языковой самобытности. Культурное и языковое разнообразие – это величайшая ценность и вавилонская башня наоборот, смешавшее все единообразие лично меня нисколько не вдохновляет. Но Ефремов то исходил из совершенно других посылок и рисовал, как мог, картину «единого человечьего общежитья», не противоречащую базовым представлениям о коммунистическом рае. Если не будет государств, и люди будут жить единой коммунистической семьей, то и язык у них должен быть один. 

 Как только не «долбали» писателя за этот тезис. Язык будущей Земли на основе древнего санскрита – это же так смешно. 

В отличие от тов.Сталина, «в языкознании мы не знаем толк». Но – поскольку не заключенные, то имеем свободу сформулировать простые условия этой не решаемой сегодня (и надеемся, никогда) задачи. Какие же варианты возможны в принципе, если стоит задача единого языка.

 Можно выбрать язык искусственный, как эсперанто. Но это как-то не прижилось и люди со значками клубов эсперанто совсем затерялись.

 Можно взять один из языков, имеющих на Земле широкое распространение. К примеру, писатель Джон Фаулз, никакой не научный фантаст, предлагал в этом качестве использовать английский. Но представьте, мог ли советский писатель предложить идею использовать в коммунистическом будущем язык врагов по холодной войне – никакой бы цензор этого не пропустил. К тому же претензии, высказанные к английскому на страницах «Сердца Змеи» отчасти справедливы: разница в произношении и написании вызывает немало трудностей. (Даже Б.Шоу предлагал провести реформу языка, устраняющего это противоречие). Сделать мировым языком русский, на «котором разговаривал Ленин». Но это как-то «великодержавно». К тому же автор уже растворил все народы в едином плавильном котле всемирного счастья. От русского корня остались лишь некоторые имена, например, Дар Ветер.

 Остается вариант использования какого-то древнего языка как основы мирового. Нечто подобное предлагали и другие фантасты. Скажем у А.Казанцева, у которого ведется интернациональная стройка купола надежды в Антарктиде, строители объясняются между собой на латыни. Возможно, косвенно учитывался и опыт с ивритом. Но что придумано, то придумано. Другие варианты решения нерешаемой задачи столь же уязвимы для критики.

 Быть коммунистом в советские времена означало быть атеистом, по крайней мере, на людях. Потом стали искать «дорогу к храму» и не верящих в Бога заклеймили как носителей тоталитаризма и извращенного сознания. Ефремову ставят в вину даже возмущение по поводу «Молота ведьм» (в «Лезвии бритвы»). Дескать, возмущаясь изуверами Шпренгером и Инститорисом, он одобрял новую волну гонений на церковь, случившуюся во времена Хряка. А уж одобрение ведьм: Веда (Конг) – ведьма, ведунья – это уж прямая связь с нечистой силой. Этого уж наш державно-православненький клуб вынести не может никак. Володихин находит у автора знаменитых романов «восточную эзотерику» (действительно, название звездолета «Парус» - это по нашему, но как «Тантру» цензор пропустил, по невежеству?); писателя обвиняют в рерихиантстве, в поклонении «вонючим махатмам». Ату его!

 Слов нет, истинная религиозность, горячая вера в Бога не могут не вызывать уважения. Но много ли этого в нашем «возродившемся» казенном православии? (Не говоря уже о том, что глупая интеллигенция, повторяя, как попка, фразу из нашумевшего фильма, не удосужилась уточнить, о каком храме идет речь. Вдруг, это ваххабитская мечеть?) Церковь имеет силу тысячелетней традиции, привлекательность вечности. Что не может не привлекать конформистов всех мастей. Показной религиозностью они маскируют свои пороки, с которыми не желают расставаться: «не согрешишь – не покаешься». Вот стоят начальнички разных уровней на службе в храме, свечки держат, крестятся вороватыми ручонками, чтобы, вернувшись на свою госслужбу продолжать собирать коррупционную дань. Я это к тому, что не всегда религиозность синоним нравственности, а атеизм – наоборот.

 Другой аспект проблемы открывает в творчестве ИЕ более интересную проблему. Религиозные энтузиасты любят повторять, что душа де по природе «христианка». Но тогда у японцев-индусов, индейцев-зулусов и пр. никакой души быть не должно. Если серьезно, то мировое господство народов, имеющих христианские корни, в ХХ веке закончилось, и оно уже не вернется. Встает вопрос о некоем новом духовном синтезе, которое невозможно на основе христианства, и которое некоторые уже сравнивают со светом угасшей звезды. Строителям коммунизма нужен был глобальный синтез. И здесь Ефремову также пришлось решать задачку из числа пока нерешаемых. Кто только не указывал на близость лекций Гирина ко взглядам Блаватской и пр., в доморощенном эзотеризме; опять-таки идеализация Индии… Ответ Ефремова, допустим, был крайне неудачным. Из небогатого набора вариантов вспомнился Рерих и «махатма Ленин». Но вопрос то обостряется все больше. Сохранит ли христианский Запад свое экономическое, политическое, культурное лидерство в мире в условиях все большего отрыва от своих христианских корней. И что придет на смену? И какое место России в этой пост-христианской Ойкумене?

 Здесь надо пояснить еще кое-что для тех, кто готов высмеивать Ефремова за ту же «идеализацию дружественной Индии» и т.д. В этом, конечно, легко увидеть результат советской пропаганды и «железного занавеса». Ефремов при всех своих пророческих озарениях был советским человеком, знающем об окружающем мире по книгам, альбомам и фильмам. Были ли у него заграничные командировки за исключением экспедиции в Монголию, где он отыскал знаменитые скелеты динозавров. Индия Ефремова – это гумилевская «Индия духа», куда странники, испытывающие духовную жажду, хотят «купить билет». К реальной стране она имеет примерно такое же отношение, как лирическое стихотворение к домовой книге. Но «из какого сора растут стихи, не ведая стыда». В этом отношении Иван Ефремов, конечно же, настоящий фантаст, «поэт». Выбрав путеводную звезду, он пишет романы-фантазии под видом исторического романа или романа-приключений, придумывая желаемые артефакты не только в далеком будущем, но и настоящем и далеком прошлом. Отсюда погружение Гирина в сознание первобытного охотника и его оригинальная жизнь в «оттепельной» Москве; необыкновенная гетера Таис и грёзы об Уранополисе. Книги ИЕ – это Фантастика, а не соцреалистические опусы о буднях советских людей, строителей коммунизма или исторические повествования, опирающиеся на куцый набор чудом сохранившихся текстов и памятников древности.

 В этом ракурсе довольно комичными выглядят упреки в том, что античная история была другой, а в 1960-е годы жили не так. Для общего юмора вспомним еще один курьезный, «гигиенический» аргумент злопыхателей. Стремясь вызвать отвращение к индийскому идеалу Ефремова, они приводят описания страшной антисанитарии на улицах Калькутты и других городов Индостана. Да, это сильный «теологический» аргумент. И хотя, конечно, такая антисанитария даже в описаниях не для слабонервных, все же в подобной попытке шокировать есть элемент расизма, и отсутствие историзма. Что – миллиард индусов – это такие нечистоплотные существа, которых только сжечь атомной бомбой (как мечтает привлекаемый упомянутыми критиками – романами, мляапокрифами - писатель Д.Симмонс поступить с Калькуттой), а их верования и другие христианские религии – это сплошные предрассудки. Да пусть все живут, как хотят, как могут и как привыкли – только бы ускоренное всесмешение нам не навязывали (в части форсированного интернационализма взгляды Ефремова, безусловно, вредны). Отсутствие водопровода-канализации – это, конечно, ужас, но такова беда не только Индии нескольких тысячелетий. А сравним: римский обычай ежедневных омовений возродился в Европе только много позднее полуторатысячелетнего срока (тысячу лет назад в Европе это практиковали только мавры на Пиренеях); пресловутые «прекрасные дамы» мылись полностью хорошо, если один раз в год (что не остужало накала рыцарских любовных переживаний); знаменитая французская парфюмерия, говорят, развивалась как защита от вони немытых тел и отсутствия канализации (что не отменяло молвы о парижской галантности). И уж не нашей стране, со вчерашнем уровнем «удобств» хвастать гигиеной. Просто в холодном климате при невысокой плотности населения не так бросается в глаза то, что невыносимо при зное и скученности.

 Да-с. Куда только не заведут литературные споры! Но это еще не все. Наиболее яростные нападки писатель, чье творчество мы выбрали для апологии, испытывает в области вкуса и стиля. Вопреки известному пожеланию, о вкусах спорят наиболее бескомпромиссно. Да и разные стили – это разные люди. Порой, совершенно разные…

Апология И.А.Ефремова (часть 3)

Устав констатировать распространенную несправедливость и понимание тех, кто ругает творчество выдающегося советского фантаста и, утверждая, что в отношении к тому или иному писателю важнее «принимаешь или не принимаешь», нежели «понимаешь или не понимаешь», решил все же довести до конца свое эссе и посмотреть еще на некоторые проблемы в наследии И.А.Ефремова, в которых неприятие проистекает от непонимания, а непонимание - от неприятия. 

ВРЕМЯПРОВОЖДЕНИЕ И ВКУСЫ 

Прежде всего, поражают яростные нападки именно на эстетические предпочтения писателя. Даже больше, чем его коммунистические взгляды критикуются, точнее, высмеиваются представления Ефремова о красоте, отношение к работе или досугу, к стилю жизни, к предпочтениям в литературе и искусстве и т.п. Недоумение усиливается, когда вспоминаешь, что речь идет о фантазиях, границы которых у людей не знают границ. Вот другой выдумщик описал ящера с лучевиком наперевес или нарисовал медвежью конницу – почему Ефремов не мог придумать свой праздник Пламенных Чаш или восхищаться пластикой обнаженного женского тела. Нет, все надо опошлить, над всем похихикать, как будто ничего кроме глупого «стеба» уже не осталось. Но это средство обоюдоострое. Особенно когда речь идет о стилях жизни, об отношении к труду и досугу, о характере взаимоотношений между людьми. Не нравилось писателю, когда в своем поведении люди уподоблялись макакам с их глупыми ужимками, не нравилась пустая болтовня, мешающая мысли и творчеству, не нравилось пустое времяпровождение. Конечно, герои Ефремова в своих словах и поступках выглядят «тоталитарно». Но ведь за длительные временные периоды образ жизни людей, то, как они работают, отдыхают, общаются должны измениться до неузнаваемости. Или все в основных чертах останется как сегодня? «Офисный онанизм» окончательно вытеснит «блуд труда» и никогда больше не возродится «социалистическое соревнование». И не надо! Российская «Экономика трубы» и глобальное общества потребления предлагают массу «престижных» работ объективно обществу никакой пользы не приносящих. Ведь целые сектора «постиндустриальной» экономики сравнимы по воздействию на природу с первобытной ордой собирателей – разве что, гораздо быстрее вызовут экологическую катастрофу. Вот доблестный труд закончен, и ударники капиталистического труда могут предаться потреб..дству (даже книга написана с таким названием – переведена «Ультра-культурой»). Затарившись китайским ширпотребом, отдохнем – если надоест «ящик», то можно почитать что-нибудь необременительное, например, современную фантастику. Под глянцевой обложкой история о том, как в окрестностях Мухосранска нарисовались пришельцы-упыри, а участковый (коп) Пупкин, выпил самогона (виски) и замочилнахрен всех монстров. Потом Пупкина похитили инопланетяне (существа из параллельного прошлого), но у них он тоже всех замочил… Если утрирую, то не слишком сильно. Мейстрим современной фантастики – это незамысловатая развлекуха. Иван Ефремов неоднократно выступал против такого рода пустых и агрессивных опусов. Понятно, что для их поклонников позиция Ефремова ненавистна и непереносима. За последние десятилетия стало только хуже. Раньше хоть цензурный «железный занавес» сдерживал поток этих литературных помоев. Потом хлынуло – не удержать. Появилось много энтузиастов, любящих писать и читать фэнтезюки (как эскапистскую альтернативу, дискредитировавшей себя SF – чем мечтать о полете на Марс, который все откладывается, лучше нарядиться троллем и побегать по лесопарку). Речь идет, конечно, не о классике жанра, а о подавляющей массе современных fantasy, сляпанных по формуле, высмеянной А.Сапковским: «меч, дракон и голая баба». И это – фантастика?! 

НАУКА И ЛИТЕРАТУРА 

Справедливости ради, надо отметить, что проблема художественного уровня в фантастическом «жанре» стоит очень остро просто в силу его особенностей. Некоторые точно описали причины того, почему большинство фантастических книг представляет собой чтиво для недорослей. Остроумно рассуждал на этот счет, скажем, Станислав Лем (См. эссе «Мой взгляд на литературу» в одноименном сборнике). Взаимная нетребовательность и глуповатость фанатов жанра и подвизавшихся там графоманов создает рыночную ситуацию, когда издатели штампуют «вал» поделок, среди которых чрезвычайно трудно отыскать что-то стоящее. Сейчас полки с отечественной и переводной фантастикой иллюстрируют этот печальный тезис. Но это не всё. Даже лучшим писателям не под силу придумать того, что так или иначе не присутствовало бы в реальном мире. Призмой для фантаста служит Утопия (научно-техническая или социальная). Без нее фантазия выглядит скучной и приземленной. По сути, это какие-то слабые боевички, незамысловатые житейские истории, псевдодетективы, скучные приключенческие истории, порнография и т.п., привлечь внимание к которым стремятся при помощи фантастического антуража, в возможность которого уже никто не верит. Такова львиная доля макулатуры, отягощающей книжные полки с фантастикой в магазинах. Люди испугались произведений Большого Стиля, ибо ради этих Великих Нарративов были пролиты океаны крови. В итоге любую серьезную попытку высунуться за рамки малогабаритного мещанства стали клеймить как «тоталитаризм». Разумеется, нынешняя фантастика чаще всего не является «научной» («фантастикой» она тоже зовется по недоразумению). Но вот все же, как быть с «научностью» фантастической литературы? Творчество Ивана Антоновича Ефремова пронизано идеей единства науки и научной фантастики. Ефремов, завершая свою статью «Наука и научная фантастика», утверждал: «Не популяризация, а социально-психологическая действенность науки в жизни и психике людей – вот сущность научной фантастики настоящего времени. По мере всё большего распространения знаний и вторжения науки в жизнь общества всё сильнее будет становиться их роль в любом виде литературы. Тогда научная фантастика действительно умрёт, возродясь в едином потоке большой литературы как одна из её разновидностей (даже не слишком чётко ограничиваемая), но не как особый жанр». Прав ли он? Во многом, безусловно. Хорошая фантастика – это та литература, которая покидает границы жанрового гетто, вливаясь, как сейчас модно говорить в «мейстрим» большой, «качественной литературы». ( Аналогично: худшие читатели фантастики – это те «фаны», которые ничего кроме - скажем, фэнтези – больше ни читают). Виден и предел экспансии науки в жизнь общества – не удалась она. Массовое общество почти все «умное» отвергает. Надежда на то, что новым всеобщим культом человечества станет научным поиск оказалась утопией почище коммунизма. Однако об этом уже написано и продолжать тянуть за Эразмом «похвалу глупости» вряд ли имеет смысл. Но – противоречие между наукой и литературой – возникло вместе с НФ, неотделимо от него и составляет её силу и слабость. Вот Ефремова недоброжелательные критики часто обвиняют в том, что он плохо пишет, что герои «плоские», психологизм отсутствует и т.п. (Мы не будем больше ссылаться на то, КАК пишут сами эти критики И.Ефремова). Допустим, что так. Но многие ли, даже знаменитые фантасты являются не только хорошими, но хотя бы просто нормальными писателями. Ведь в НФ не стиль и художественная глубина первоначально привлекали внимание. Что, например, Айзек Азимов – мастер стиля, а его читателей очень интересует какими художественными средствами переданы законы для роботов, проблемы путешествий во времени или замысел Академии? Попытки представителей «новой волны» в НФ покопаться в глубинах психологии выдуманных существ также не принесли заметного успеха. В чем дело? В том, что социальные науки имеют дело не с отдельными людьми и явлениями, а с моделями, идеальными типами (вроде хомо экономикус или хомо социологикус). Насколько эти научные модели совместимы с художественными образами, можно ли на «научном» пути в рамках фантастики получить психологически глубокий и достоверный портрет героев - сказать очень трудно. Раньше эту проблему вообще не замечали, ведь в обстановке энтузиазма по поводу успехов науки и техники, когда социум увлечен идеей чудо-механизмов, полета на Марс и т.п., то не слишком важно, как это подается. Ефремов продвинулся в НФ значительно дальше и тут же столкнулся с обвинениями в нехудожественности, в недостоверности, в плакатности и т.д. Но ведь в его романах главные персонажи – это идеальные типы социальной науки, он рисовал не просто портреты героев, но научную модель Человека Коммунистического – и как тут добиться детальной прорисовки индивидуальных черт. Если НФ питается утопиями, то впадает в слишком абстрактные генерализации, если отказывается от веры в возможность коренных, принципиальных изменений, то впадает в скучное и пошлое «мелкотемье». Как здесь пройти по «Лезвию Бритвы»? Собственно, Иван Антонович Ефремов своим творчеством это и показал. Качаясь над бездной неразрешимых проблем и оступаясь, подталкиваемый суровыми обстоятельствами советской жизни, он ПРОШЁЛ.